Валюшкина юность

Приближается знаменательная дата – победа в Сталинградской битве. У каждого ветерана свой Сталинград, своя война. Публикуем воспоминания труженицы тыла Валентины Абрамовой. Тогда – юной девчонки…

— …Наша семья жила в Тракторозаводском районе. Отец с матерью работали на тракторном заводе, а мы с братом учились в 26-й школе. Рядом с нашим домом был кинотеатр, парк. Завод выделил человека, который вечерами играл с детьми, а в выходные мы выезжали в центр города – в зоопарк, на выставки, совершали прогулки на теплоходах.

Но началась война, всё изменилось. Женщин и ребят-подростков послали рыть противотанковые рвы, а нас, девчат (мне было 15), попросили работать на плантациях. За хлебом выросли очереди – занимали их с вечера, стояли в них ночами. Давали в руки по одной саечке. Ночью хотелось спать, когда пересчитывались, многие свою очередь просыпали. Мой брат часто просыпал. При пересчёте номера писали на ладонях, так у меня обе ладошки были в номерах…

…Раньше сады не опрыскивали от вредителей, и мы лазили по деревьям – снимали гусениц. Пололи сорняки, занимались поливкой, окучивали картошку… Нас кормили в обед, и в щах был маленький кусочек мяса – дома мы этого не видели. Это и была плата за наш труд.

…23 августа по радио нам сообщили, что фронт от нас в 60 километрах. Но нас уже начали бомбить. И вот пришли мы на плантацию, погрузили картошку. А день воскресный, стали мы отпрашиваться у дяди Васи на выходной. Он дал каждой по маленькому кочанчику капусты. Мы этому так обрадовались! И побежали домой. Дошли до речушки – оглядываемся, а над нашей плантацией самолёты немецкие. Стали они сбрасывать парашютистов. Это было на возвышенности, а мы – в низине. Легли мы в воду. Пули падали рядом, и вода вся была в маленьких фонтанчиках. Мы лежали и не поднимали голов. Хорошо, что никого не задело.

…Посмотрели в сторону наших домов – там бомбят, видно, как один дом горит. Говорю: «Побежим туда, будь что будет». …У одного дома мальчик сидел на корточках, головой уткнулся в фуражку – так и сгорел, весь чёрный… Ползла и кричала обгоревшая женщина, одной рукой пыталась придерживать свои внутренности, выпавшие из поврежденного живота. Мы подбежали помочь, но она застыла… Прибежали к нашим домам, а там посреди парка большая воронка. Торцевая часть одного дома обвалилась, крик стоял жуткий. Но наши четыре дома выстояли, и мы частенько лазили на крыши — помогали взрослым тушить и сбрасывать оттуда зажигательные бомбы.

…Один паренёк шёл на кондитерскую фабрику – там, говорили, есть повидло. Взял меня с собой. На фабрике мы нашли лестницу, залезли на второй этаж и пошли. Всюду пустота, в одной комнате увидели ящики с обёртками для конфет с нарисованной красивой девушкой – «Леся-украинка». Федя не удержался — проволокой подпоясался и за пазуху напихал себе этих картинок. На полу коридора лежал лист железа. Я на него наступила и провалилась вниз – прямо в чан с повидлом. Мы набрали повидла, потом делились им с соседями, у которых были маленькие дети. Ещё нас спасали от обессиливания семена хлопка, которые мы нашли в маленьком вагончике на ж/д путях. Сырые они горькие, но если их пожарить, то они по вкусу чем-то напоминали настоящие орешки.

…Когда нас попросили уйти из дома (там пробивали стену и устанавливали пулемёт), то мы, конечно, ушли. …Шли мы к Волге, лил сильный дождь. Волга горела. Подошёл паром. Брали только раненых, но на пароме оказался мамин знакомый, и он взял нас и ещё женщину с грудным ребёнком. Мы благополучно перебрались на другой берег.

…Вошли в небольшую хатёнку. Хозяйка за голову схватилась: «Куда я вас?». У неё вповалку спят военные. А мы все продрогли, вода с нас течёт. Мама достала из котомки хозяйственное мыло и немного ниток мулине (я тогда вышивать любила, мама ругала меня, что я взяла ненужные вещи, но вот они и пригодились). Женщина пустила нас в свою комнату, сварила чугунок картошки и принесла из погреба солёных огурцов.

…У дороги были прибиты дощечки: «Брать эвакуированных без разговоров». Но не все шоферы брали. Нам повезло. В кузове был хлеб и маленькие кусочки сала. Водитель извинился, сказал, что провоняла еда бензином: «Это нам американцы прислали». Сало было завёрнуто в целлофан, мы тогда о нём и не слышали.

…Нам нужно было в Малодель – на мамину родину. На попутных телегах добрались. В тот год был хороший урожай картошки, и мы просились к людям в огороды рыть её повторно. Один дед говорит: «Ройте, может, чего найдёте – но тут уже свиньи рыли после меня». И мы около 20 ведер по краям нарыли. Он удивился: «Это вам сам Бог послал». Мама меняла нитки на продукты. Вот так и перезимовали. А весной меня послали на восстановление Сталинграда.

…В Сталинграде первое время расчищали в основном подвалы. Всё было в руинах, были засыпаны люди, мы их откапывали и увозили. Мне очень запомнились торчащие из завала женские ноги в ярких красных туфлях. Потом эти туфли кто-то снял. Многое пришлось повидать. С завалов нас перевели в грузчики на речной вокзал. В основном там работали мужчины, но они не успевали. Нам привязывали на спину деревяшку, клали на неё мешок с мукой или с сахаром (70 кг) – и идёшь по трапу – доски под тобой гнутся, идёшь и трясёшься-шатаешься, боишься упасть. На железнодорожной станции разгружали уголь. Меня назначили бригадиром. И после работы мне, чумазой, ещё нужно было бегать с бумажками. Бывает, девочки оставят мне воды умыться, а бывает, и нет – настроение у них плохое. За водой надо на родник идти, а сил нет. И я ложусь спать чумазой и голодной. В ноябре приехала ко мне мама, посмотрела на меня, тощую, и увезла домой.

…В автоколонне № 7 открывали курсы шоферов. Объявили, что рабочим будут выдавать хлебные карточки. Вот я и пошла. В автоколонне и овощи весной сажали, и веники из прутьев (в лес ездили) вязали для колхозов. Учились и управлять машинами, и ремонтировать их. А потом посадили меня на трёхтонный грузовик ЗИС. Прицеп к этой машине потом ещё прицепили. Всё для Победы! И мы старались, работали. Возили зерно из Дудачного, Атамановки, Малодели, Зеленовского. …Зеленовский совхоз перевыполнил план по заготовке зерна, на самолёте привезли к нам переходящее Красное знамя. Собрали в красном уголке всех шоферов, накрыли для угощения стол. Первую рюмку подняли за меня – я вывезла зерна больше всех. И пристали: «Выпей да выпей». А я никогда не пила. И как выпила, такой сон на меня навалился. Отвели меня в контору. И как только кто к двери кабинета подходил, диспетчер говорил: «Там Валюшка спит, не беспокойте». И проспала я сутки.

…Когда пересадили меня на полуторку, был такой случай. Послали меня за дровами в хутор Кривской с четырнадцатилетним слесарем. В хуторе жили его родители. Мы с Петей пилили и возили дрова. И когда последний раз ехали из леса, у меня отказал руль. И вот несколько дней я в этом хуторе, кругом грязь – пешком не проберёшься. Переживаю, не знаю, что делать. Снится мне сон: какой-то старенький дедушка говорит мне: «Ты, дочка, не сиди, а бери этого паренька и иди в кузню. Там в уголке стоят железки, возьми потоньше. Пусть твой паренёк её обрубит, ты воткни её в трубочку под рулём… Ехать будет тяжело, но знай, ты обязательно доедешь…». Я разбудила Петю ночью, сходили в кузню, нашли железку, так и починили машину.

…После Победы я распрощалась с профессией шофёра. Но до сих пор права берегу на память, хоть и много лет прошло. И с 18 сентября 2016 года пошёл мне 91-й год.

Записала Лариса Косьян.